О траектории ставки Банка России в 2026 году
Многие ожидают однозначной ставки в конце 2026, но этот сценарий с очень низкой вероятностью.
Почему принципиально неверно сравнивать макроэкономические модели и профили до 2022 с текущей реальностью?
Экономика и финансовая система России до 2022 была относительно открытой – внешнеэкономическая деятельность шла с ограничениями (2014-2021), но в целом трансграничная циркуляция товаров, услуг и капитала шла беспрепятственно в сравнении с текущими реалиями. Не так, как до 2014, но приемлемо.
С 2014 года в основном отсеклись портфельные инвестиции западных инвестфондов и снизился интерес долгосрочных прямых инвестиций компаний из ныне недружественных стран (снизились инвестиций, но прекратились).
Были фрагментарные ограничения на краткосрочное фондирование, но системных сбоев не было.
Российские контрагенты могли практически беспрепятственно выводить активы из российского контура финансовой системы и при необходимости вводить обратно. Ограничения касались преимущественно инвестиционных операций иностранных контрагентов.
С 2022 начался «глушняк». Тотальный и всеобъемлющий запрет на двусторонние денежные потоки иностранных контрагентов из недружественных стран, до 2022 формировали свыше 98% всех (вне офшоров) потоков по портфельным, прямым и прочим инвестициям в России.
Изъятие российских активов из внешнего контура (особенно государственных и корпоративных) стало практически невозможным, а вывод капитала из РФ сильно ограничен двусторонним валютным контролем (в основном с внешней стороны).
За 4 года не удалось выстроить трансграничной коммуникации с нейтральными странами (из РФ во вне – да, но инициатива иностранных агентов по инвестициям в Россию – практически ничего).
Внешний контур закупорен чуть менее, чем полностью, т.е. платежный баланс «сломан», особенно по финансовой части.
Изоляция от внешнеэкономической деятельности блокирует внешние инвестиции в России, ограничивает экспорт и импорт товаров и услуг, нарушая экспортный потенциал и мешая стравливать избыточный спрос через импорт.
К этому добавляет полная изоляция России от международной науки и прогресса. Сейчас около 80% всех инноваций и технологий во всех науках и областях концентрируется в странах коллективного Запада (теперь недоступны), а остальное практически все в Китае (изначально закрыт ко всем – принимает из вне, но практически ничего не выпускает наружу из технологий).
Мировая история не знает ни одного примера развития науки и технологии на конкурентном международном уровне без международной кооперации и интеграции (примеры СССР и Китая не совсем релевантны из-за особой специфики).
Ресурсные ограничения на всех уровнях (товарно-материальная база, оборудование, кадры) перманентно обостряют конкуренцию за ресурсы между бизнесом и государством, что само по себе имеет инфляционную сущность.
Любой инвестиционный цикл «спотыкается» об необходимость консолидации ресурсов: где взять оборудование, кто будет строить, кто будет обслуживать, кто будет работать на производственных мощностях? Тот самый кадровый голод.
В открытой экономике это решается через импорт оборудования, компонентов, технологий и кадров, либо задействование свободного буфера рабочей силы (индустриализация СССР шла на траектории перехода миллионов крестьян и безработных из сел в статус рабочих в городах, плюс к этому советская индустриализация была поддержана США и Великобританией с 1928 по 1937 и Германией до 1933 активно и вплоть до 1939 и после 1945 через оборудование, технологии и инженерные компетенции).
Сейчас кооперация только с Китаем, но управляемая со стороны Китая (дозировано и в интересах Китая).
Квалифицированные кадры в Россию не едут, скорее обратный процесс, а для воспитания нового поколения квалифицированных кадров необходимы десятилетия инвестиций в образовательную среду и науку (пример Китая). Пока этого нет.
Плюс ранее неоднократно описанный фактор военного кейнсианства – экстремальное смещение государственных расходов в оборонный сектор, имеющее инфляционный профиль.
Продолжение следует…
