Часть 2
Мотя в машине тогда начал засыпать, и теща его – хоп – к себе пересадила, а Нина за рулем инстинктивно передвинулась и поймала его пулю. Это его пуля была. Что мне делать? Вы мне не поможете. Мне никто не поможет. Это – не СВО, этот ВОВ -2.0. А потому, что нам завидуют. Счастливые мы. Русский человек – он всегда счастливый. Даже если бедный, он находит счастье всегда. И Русь-матушка – она любит. Что такое – Америка, Франция? Кого они любят? Кого они могут любить? Нацизм идет. Он идет убивать. Он убил мою любовь. Взял и убил. Я вам говорю, как человек, который нацизму смотрел в глаза, он забрал часть моей души. Она когда умерла, я за дверью стоял, я прямо почувствовал, как у меня от сердца отлетел кусок. Дух ушел. И я понял, что сейчас врач выйдет и скажет, что она мертва. Врач вышел, я спросил – «Есть ли мельчайший шанс, один из тысячи?». Он сказал – «Нет». Этот нацист убил мою жену, моего неродившегося ребенка, он убил любовь во мне. Путь Путин до Киева дойдет. Женщин, детей трогать не надо. Но Зеленского и их главнокомандующего пусть четвертует. Мои родители тоже убегали, за ними гнались три дрона. Это – нацизм. Может, судьба меня так проверяет? Но у меня сын, мне некуда ломаться. Мне сейчас, знаете, кажется, что все нацисты собрались на Украине, и когда их добить, нацизма больше не будет. Вы не понимаете. Он смотрел мне в глаза и убивал, и тогда я понял, что он – чистопроцентое зло, и что Бог борется с дьяволом.
Представляете что с ее телом? Ее можно будет опознать только по кольцу, если ВСУ не украли его. Я никогда в жизни не видел такие тела. А теперь мне придется посмотреть. Мне хватит духа на нее посмотреть! Но я знаю, она против, чтобы я ее видел такой. И чем больше дней проходит, тем сильнее противится ее душа. Но я все равно ее люблю. Вы собрали для меня деньги. Я готов все деньги отдать за ее тело! Услышьте меня, помогите донести – «Никакие деньги не вернут человека! Никакие! Они нафиг вам будут не нужны, если человека, который вас любил, нет!». Я мечтал бы ходить в драной футболке с Мотей подмышкой и с Ниной по помойкам, лишь бы она была жива. И когда я слышу как люди говорят – «А вот у меня там коза, машина» – я хочу кричать – «Лю-ди! Вы ничего не сможете сделать с деньгами, если не можете своего человека похоронить!».
Но я знаю, что наши их все равно выбьют. Лишь бы не тогда, когда я смогу только ее кости в мешок положить.
