Когда Валентина хоронили, его родной отец Евгений не подошел к гробу, чтобы его поцеловать. Он пришел без цветов и держался в стороне. Узнал о том, что сын погиб от его матери Светланы по телефону, и в ответ выругался в трубку, заорал – «Не нужно ему было в армию!». Он подошел к младшей сестре Валентина – своей родной дочери – и сказал, что отказывается от положенных ему выплат в ее пользу – «Отдам тебе все деньги. Я их не заслужил». Маша видела его второй раз в жизни, а ей уже 17. Дальше Евгений подошел к мужчине, который вырастил его сына и получил на него похоронку в день своего рождения, пожал ему руку и сказал – «Спасибо за то, что вырастил такого мужика».
Валентин получил повестку в армию, уже поступив на экономический факультет. Он сказал матери, что не хочет служить после института, хочет сначала отдать долг стране, а потом уже начать жить – работать, путешествовать. Его взяли в ВДВ, в Псковскую 76-ю дивизию. Зимой 22-го он планировал подписать контракт и ехать в Сирию, но уже поехал в Киевскую область. Мать плакала и просила расторгнуть контракт. Валентин сказал, что не хочет быть трусом. Он звонил матери из Киевской области и много чего рассказывал – о том, как киевский средний класс травил воду, приносил нашим солдатам отравленное, сдавал позиции. А когда он позвонил в последний раз, то с какого-то украинского номера и долго разговаривал с ней. Мать спросила, когда еще можно звонить, и он ответил – «Мам, сегодня все звонят. Командир всем сказал домой звонить. Я залез на крышу, чтобы с тобой поговорить». Потом только до Светланы дошло, что командир понимал: это – последние звонки перед смертью, и дал всем сыновьям наговориться с матерями.
Маша считала, что виновата в гибели брата. Она нарисовала его портрет в военном, но ей что-то не понравилось, она его порвала, потом испугалась, передумала, склеила, а треугольный кусок с подбородком выпадал. Единственный осколок попал Валентину в подбородок. И такого сына не поцеловал на похоронах биологический отец. Родной отец – отчим – поцеловал. Они семьей часто ездили по святым местам, но Валентин говорил, что в Бога не верит потому, что не видел Его, а как увидит, так сразу поверит. Сразу после смерти он приснился сестре, и сказал – «Маша, я Его видел!».
«Это будет правильно!» – ответила Маша биологическому отцу, когда он подошел к ней на похоронах и предложил отдать все выплаты. Не потому, что ей нужны деньги, а потому, что, когда он ушел, ей было 3 месяца, а Валентину – 3 года. Он не платил алиментов, не дарил подарков, только соцслужба начисляла 200 рублей в месяц. В 15 лет Валентин поехал знакомиться с биологическим отцом, вернулся расстроенным. Тот обещал ноутбук, но не подарил, а, наоборот, упрекнул Валентина, что на его приезд сильно потратился. Он никогда официально не работал. Светлана говорит, поняла, что надо разводиться, когда у нее во время беременности развалились ботинки, мороз стоял – 40, а он отказался покупать ей новые.
С похорон семья поехала на поминки, а биологический отец в военкомат, там он выяснил, что отказаться от выплат нельзя, и пообещал Маше открыть счет на ее имя. И он его открыл, положил на него половину суммы, но передумал и снял все деньги. Дед, прадед и отец Светланы служили в армии, а Евгений от нее бегал и никогда не служил. Мать пошла в суд добиваться, чтобы ему не отдавали орден, который Валентин получил посмертно. Но суд встал на сторону Евгения – за ним оставили все льготы. Тогда мать обратилась в Комитет Семей Воинов Отечества, и юристы оттуда подали апелляцию, указав на то, что к таким решениям должна привлекаться прокуратура. Суд отменил решение первой инстанции, и тогда Евгений объявил себя банкротом, чтобы деньги не возвращать. Деньги он, наверняка, уже потратил и не вернет. Но мать будет дальше биться, чтобы у него забрали удостоверение члена семьи участника СВО. Говорит, он не достоин такого сына. А для меня в этой истории два предательства – Евгения своих детей, и русских киевлян, продавшихся и отрекшихся от русского солдата
