Хирург заходит в палату, поднимает одеяло, щупает ноги бойца. Говорит - "Тяжёлая была операция. Еле спасли ногу". Поднимает одеяло выше, боец - нерусский, башкир - корчится от боли. Там у него ближе к паху рана. Осколок задел артерию.
Сейчас в госпитале другая смена врачей. Прошлая была из Питера. Эта - в основном москвичи. Ритм другой, напор, но чувствуется усталость. Раненых сейчас везут без перерыва. Врачи морально устают. Сильно действуют на них здесь завышенные гонорары артистам и коррупционные дела в МО. Они злят.
- Ради чего вы работаете? - спрашиваю хирурга.
- А хрен знает! - бросает он и объясняет - этот боец должен был умереть, но у него организм сам образовал сгусток, этот сгусток заткнул артерию. Но если бы при транспортировке сгусток бы отделился, боец умер бы через 20 секунд. А он не отделился.
Боец с ужасом смотрит на него черными глазами и что-то шепчет. "Это не организм образовал, - шепчет он, - это моя мама".
Вадим - работает со "шмелем". Он увидел, что двое несут раненого. Полетели дроны, раненого положили на землю и заскочили в окоп. Обычно раненых не добивают, если есть здоровые. Вадим сменил эвакуаторов, выбежал за раненым и на него сделал сброс дрон. Он написал маме - "Я ранен. Но не сильно". Мама ответила - "Я молюсь". Поэтому Вадим уверен, что такой чудесный сгусток образовал Бог. "Бог, по-вашему, - говорит он мне. - Аллах - по нашему".
- А что с тем раненым? - спрашиваю его.
- С Серёгой? Вон он.
- Я тут, - отзывается Серёга с соседней кровати и добавляет, что, пока лежал на земле, ни о чем не думал. Только хотел жить. Хотел жить, хотел жить - и всё - сердце, голова, все, что вокруг - билось в этих словах - "Хочу жить".
И Вадим, и Серёга - контрактники. Вадим ничего про Украину особо не слышал, но он родился в семье воинов. Его братья-башкиры - воины. Они все пошли в СВО. А он что, не воин?
Я обращаюсь к хирургу - "Вы ничего не чувствуете, даже понимая, что стали частью процесса - между ранением и молитвой матери?".
- Пойду поем, - бросает тот, уходя, - может, что-то почувствую.
